Аввакум был помилован царем и возвращался с семьей в Москву. Перемены чувствовались повсюду.

Обнищавший за годы войны народ, чувствуя свою никчемность и безысходность, спивался. Указ 1652 года о «кружечных дворах» продержался ровно 6 лет и был отменен – «пьяные деньги» должны течь в казну, и их должно быть много, потому что царь ведет войну с Польшей. Ограничение казной алкогольной продукции привело к росту полуподпольного самогоноварения и его тайного распространения; появились разбогатевшие на этом люди. Отмена указа увеличила доход в казну, но запретить самогоноварение уже не могла. Теперь те, у кого была «твердая копеечка», шли в казенные или откупные кабаки, а те, кто победнее, довольствовались продукцией народных умельцев. Аввакум говорил с некоторыми, укрепил в вере, наставил и благословил.

К этому же времени, видимо, относится и срастание алкогольного и табачного бизнеса. Ничего удивительного в том нет – на Украине, где происходили тогда военные действия, это обычное явление. Украинский шинок второй половины 17 века – это средоточие сразу трех доходные статей: алкоголь, табак и девицы для увеселения. Русские бояре, приобщившиеся к новым культурным ценностям, не могли упустить такую возможность обогащения. Не зря доходы их возрастают многократно. Схема проста. Боярин, близкий к царю и имеющий некий административный ресурс (воеводы, главы приказа и т.д.), берет у казны на откуп несколько десятков (сотен) кабаков или некоторое количество спиртного и платит определенную сумму денег государству (сумма могла быть специально заниженной). Затем по этим – «своим уже» – кабакам развозится контрабандный табак (голландский или греческий) и незаконно продается. Возможно и услуги девиц. Совершенно очевидно, что такую схему зарабатывания «быстрых» денег мог осуществить только ближний боярин, а никак не выдвинувшийся по службе. Эти бояре – окружение царя, и их интересовали, главным образом, новые земли, крестьяне и статьи доходов.

В 1640-е и 50-е годы Путивль был южными воротами России, кто воеводствовал здесь – тот и контролировал один из путей контрабанды табака, привозимого греческими миссионерами и их, так называемыми, «племянниками». О последних емко и точно отзывается крупный исследователь 17 века Н.Каптерев, советуем ознакомиться. С началом русско-польской войны зависимость табачного бизнеса от путивльского воеводы отпала, потому как сразу около двух десятков царских сатрапов (их можно смело назвать «партией войны») взялись за это прибыльное дело. Не только плодородные земли с трудолюбивыми крестьянами достались им в результате войны, но и все контрабандные пути к дешевому греческому табаку, который можно было продавать и на Украине, и по всей России.

Присоединенная же Украина по решениям Переяславской Рады 1654 года была поделена, завоевана и удержана ценой десятков тысяч русских жизней, – настало время извлечения максимальных дивидендов из данного геополитического пространства, тем более что релизиозные вопросы были решены в пользу новых подданных.

Встретились, наверное, Аввакум и наказанные после подавления «медного бунта» москвичи. Недавние события переживаются особо остро, поэтому не могли не вызвать сочувствия у протопопа. Аввакум говорил с некоторыми, укрепил в вере, наставил, благословил.

Бунт был вызван новыми деньгами. Решил царь провести денежную эмиссию, а получилось воровство. Еще в 1656 году ввели медные деньги и приравняли их с серебряными, вскоре курс медных денег упал (в 1660 году за серебряный рубль давали 2 медных). Появились спекулянты всех мастей и разных экономических хитростей, фальшивомонетчики, – народ возроптал и поднял в Москве бунт. Во всех грехах, как обычно, винили не царя, а его ближних: царского тестя Илью Милославского, его родственника Ивана Милославского, а также Богдана Хитрово, Федора Ртищева, дьяка Приказа тайных дел Дементия Башмакова, да двух купцов – Шорина и Задорина. Царь, по обыкновению, послал уговаривать разъярившуюся толпу народных любимцев: князя Якова Черкасского, князя Никиту Одоевского, родственников по матери Семена и Родиона Стрешневых, да некоторых дьяков, и чтобы не сказали лишнего – своего любимца, князя Юрия Долгорукова. Когда уговоры не помогли, были посланы стрелецкие полки, состоящие из иноземцев, татар и черемисов. Как писал потом П.Гордон, русские в этом деле были крайне ненадежны и могли перейти на сторону бунтовщиков.

Начались аресты и допросы. В результате, переловлены и пересечены около 7 тысяч (потом их отправят в Сибирь), 150 повешены и более 100 человек утоплены. Среди отличившихся при подавлении не только старые и проверенные сатрапы Алексей Трубецкой и Юрий Долгоруков с сыном Михаилом, Федор Волконский и Петр Салтыков, – здесь есть и новые – Артамон Матвеев и Василий Волынский, Иван Барятинский. С ними же некогда опальных князей Голицыных. Натсупает звездный час иноземцев Патрика Гордона и Павла Менезия.

Чем ближе к Москве, тем больше погостов – печальное напоминание о моровом поветрии 1654–55 годов. Встретились служилые дворяне и многое поведали Аввакуму о делах украинских. О предательствах гетманов, заключивших в 1654 году мир с Москвой, о изменах казацких старшин, о недовольстве простого украинского народа, о страшной Конотопской битве в 1659 году, когда в один день под саблями татар и казаков сгинуло 30 тысяч русских драгун (элитная дворянская конница того времени) – тактическая ошибка князя А.Трубецкого. Вдуматься только: семь князей Волконских, шесть князей Ухтомских, двое князей Козельских и т.д. и т.п. А какую задушевную песню сочинил народ о командире драгун, князе Семене Пожарском, казненном татарами за пренебрежение к их хану. Аввакум говорил с некоторыми, укрепил в вере, наставил и благословил.

Недоволен народ главой правительства Ильей Милославским, как прежде Б.Морозовым, недоволен войной, налогами, повальным пьянством и безысходностью. Может потому и недоволен, что нет уже Благодати Божией над Русью Святой?

Аввакум с семьей приезжает в Москву и встречается с Федором Ртищевым, с которым говорит 3 дня и 3 ночи.

Федор Михайлович Ртищев был не просто ближним к царю, он вместе с Алексеем Михайловичем рос и воспитывался, вместе спорил в кружке «ревнителей благочестия» и упражнялся в виршеписании, вместе с царем начинал церковные реформы, помогал контролировать патриарха Никона и продолжил начатое «константинопольское» дело после его опалы. Многое знал умелый царедворец Ртищев, во многие кремлевские секреты был посвящен. Неспроста Аввакум оказывается в доме старинного друга Федора, – вернувшегося из ссылки протопопа следует проверить и оценить степень его исправления и опасности.

О многом, должно быть, поговорили. О казнях в Польше окончательно запутавшихся в своих политических пристрастиях украинских гетманов Богуна и Выговского. Последнего расстреляли 16 марта, и поэтому вся Москва сейчас бурно обсуждала смерть главного виновника Конотопской резни – по воле провидения Ивана Выговского лишили жизни его же краковские хозяева. И обряды церковные поменяли, и воинов загубили, а все равно трудно управлять на Украине, жаловался Ртищев.

Обсудили другую животрепещещую новость на Москве – бегство в Швецию подъячего Посольского приказа Григория Котошихина, который оказался шведским шпионом. Не зря царь особо следил за данным приказом, предчувствия крамолы оправдались. Книга же Котошихина о России того времени и до сих пор является бесценным свидетельством истории.

Помянули опального патриарха Никона и приспешника его, боярина Никиту Зюзина – сейчас главный виновник, как считал Аввакум, устранен и можно подумать о возвращении к прежним церковным порядкам.

Почтили память умерших помощников царевых, великих бояр и князей Бориса и Глеба Морозовых, Василия Стрешнева и Ивана Милославского – за последние 10 лет многие верные царю сатрапы закончили свой жизненный путь, а земли и имущество их поделено между оставшимися царедворцами или отписаны в казну. Имущество Морозовых, впрочем, осталось в слабых руках жены Глеба Феодосии Прокофьевны и их малолетнего сына Ивана. Черным вороном закружил возле вдовицы князь Юрий Долгоруков, ближайший родственник Морозовых и ближайший друг царя после подавления «медного бунта» и военных успехов на Украине.

Вспомнили о некогда опальных боярских кланах. После смерти князей Ивана и Василия Голицыных эта фамилия почти пропала из царских разрядов и только в последние два года князь Алексей, в обход старшего брата Ивана, делает попытки веруться ко дворцу – «воров» по Москве после бунта искал и жалован был. Князь Иван Пронский, последний представитель фамилии, «затерт» по службе, нигде особо не отличился, и даже даты смерти его нигде нет.

После отставки и смерти посла и дворецкого, князя А.Львова, его три племянника проявят себя в русско-польской войне, а затем, почти одновременно, закончат свой жизненный путь.

Князья Яков и Григорий Черкасские полностью перешли на сторону царя, активно участвуют в войне, их владения продолжают увеличиваться и, наверное, сравнялись с морозовскими. Яков еще пользуется народной любовью, а Григорий превратился в алчного и злого помещика-самодура.

Князь Никита Одоевский, некогда самый опасный для царя вельможа, теперь также верно служит Алексею Михайловичу. Очень боится потерять последнего сына Якова и внуков, не хочет стать последним князем своей славной фамилии.

Клан бояр Шереметевых потерпел особо жестоко во время опалы. Из старшего поколения остались только три двоюродных брата: Василий Борисович, что в плену у крымских татар, Петр Васильевич, воевода киевский, и Никита Иванович, из-за котрого вышел местнический спор с приемным отцом, князем Юрием Долгоруоквым, и Шереметевы вновь были наказаны.

Дядя царя, боярин Семен Стрешнев, стар и болен, А Родион Стрешнев верой и правдой пытается выслужиться перед царем, вторично женился и ждет пополнения семейства, скупает вокруг Москвы приглянувшиеся усадьбы.

Впрочем, ходят слухи, что некоторые бояре и князья все еще придерживаются Древлеправославных канонов, крестятся двуперстно. Да и крестьяне, особенно псковские и новгородские, бегут в ливонские пределы целыми деревнями, а местные власти дают земли для расселения; чтобы не бежали, пришлось усилить приграничные кордоны. Соловецкий монастырь отказался принять церковные новины и до сих пор упорствует, сколько царских распоряжений не посылали.

После долгой беседы с Федором Ртищевым, Аввакум встретился с самим царем. Алексею Михайловичу 35 лет, он уже слегка пополнел и осунулся, отец пяти дочерей и двух сыновей, наследников престола.

Речи «поумневшего» протопопа царю, видимо, понравились, т.к. вскоре начнутся его продолжительные встречи и беседы (скорее всего, под присмотром шишей из Приказа тайных дел) с боярами и князьями из царского окружения, из опальных кланов. Аввакума определят к правке книг и будут давать денег: духовник царя Лукьян – 10 рублей, Родион Стрешнев – 10 рублей, Федор Ртищев – 10 рублей. Жить он станет у боярыни Морозовой, дальней родственницы Ртищева и, как окажется, тайной последовательницы Древлеправославия. Верные ученики, монахи и юродивые, тайно станут передавать его послания к народу. Так пройдет полгода.

Общаясь с боярами и князьями, Аввакум увидел главное – многие хотят вернуться к Древлеправославию. В тесном домашнем кругу крестятся и кланяются по-старому, сохранили книги и иконы. Затаивших обиду на царских ближних сатрапов, которые по сути и являются проводниками церковных реформ, еще больше. Начнись бунт – на кол посадят аспидов.

Один только князь Иван Хилков, имеющий репутацию бескорыстного человека, столь много поведал о кремлевских порядках – повальная коррупция и казнокрадство, чиновничий беспредел, злостные интриги и т.д. Толчок нужен честным чиновникам, а там смотришь – и попранное благочестие вернем. Поделился мыслями с Родионом Стрешневым, – отговаривает, патриарха Никона засудить и в тюрьме сгноить обещает, а от протеста отговаривает. Князь Иван Хованский сочувствует, но на решительные действия не готов пойти. Одна боярыня Морозова все понимает, на заступничество царицы Марии Ильиничны рассчитывает, помогать обещалась. Опять у Аввакума ситуация выбора.

И не стерпел, «...заворчал, написав царю многонько-таки, чтоб он старое благочестие взыскал и ... церковь от ересей оборонил...».

Как и следовало ожидать, последовал арест, а затем ссылка на полтора года в Мезень. Нет смысла пересказывать «Житие Аввакума», перепетии его второго заточения подробно изложены и достаточно известны. Отметим лишь некоторые моменты, актуальные и важные для понимания происходящего.

Во-первых, царский сыск, которым руководил князь Юрий Долгоруков, работал хорошо, и вскоре все его активные ученики и последователи оказались либо в тюрьме, либо под надзором. Вслед за Аввакумом на Мезень привезли его главного посыльного, Федора-юродивого. Схватили инока Аврамия. В Москве серьезно наказали князя Ивана Хованского, а у боярыни Морозовой царь отобрал большую часть владений.

Во-вторых, пока Аввакум был в мезенской ссылке и церковных тюрьмах, князя Ивана Хилкова послали на воеводство в Тобольск, а потом в Астрахань, где он, видимо, и умер. У Родиона Стрешнева родился сын, обещание осудить и сослать Никона он выполнил как смог, но не более того.

В-третьих, в мир иной уходят могущественные фигуры кремлевской элиты, боярин Семен Стрешнев и князь Яков Черкасский, с которыми царю поневоле приходилось считаться. В семье князя Никиты Одоевского внезапно умирает внук, стольник Степан Федорович; царским детям он доводился троюродным братом. Их смерть в 1666 году была во многом символической, т.к. тогда же в лице ее ярых защитников (Аввакума, Лазаря и Епифания) предавалось анафеме русское Древлеправославие, и ссылался один из главных зачинщиков церковных реформ, бывший патриарх Никон. Многие проблемы в тот знаменательный год решил для себя царь.

Попытка протопопа Аввакума образумить царя Алексея и вернуть в России Древлеправославие успехом не увенчалась. Царь был настолько поглощен идеей возрождения Константинополя, II Рима за счет собственного государства, что ни о чем другом думать не мог. Возврат к древнему русскому благочестию для него означал отказ от всех своих «свершений» и побед, ставил под сомнение весь смысл русско-польской войны и новых территориальных приобретений. Предать своих верных соратников он также не мог, а может быть, и боялся.

Ближайшие бояре и князья, благодаря определенной царской политике, получили огромные владения, новых подданных, совершенно неожиданные статьи доходов. Вернуться к религиозным традициям предков означало для них отказ от последующих завоеваний, грозило породить недовольство и бунт у украинцев, поддерживающих пока московитов в борьбе с польской шдяхтой. Мы даже наблюдаем процесс перераспределения собственности внутри самой когорты «избранных».

Опальные же бояре и князья получили очередной урок покорности: кто с царем, тот и счастлив, кто против – тот изгой. Приказы тайных дел и сыскной работали отменно.

В 60-е годы 17 века мы наблюдаем разрозненность протестных выступлений. «Медный бунт» 1662 годы, второе выступление Аввакума против царя в 1664 году, которое могло слиться с боярским недовольством. Благодаря тотальному сыску и репрессиям, царю удавалось подавить протест и на некоторое время обезопасить себя.

Русский народ, не желая кровавой смуты в своей стране, по-разному реагировал на происходящее: бежал в Сибирь, на север и в Прибалтику, пассивно сопротивлялся на месте через саботаж и добровольное самосожжение, терпел и ждал.

Назревала крестьянская война.