Данная статья в некоторой мере является продолжением публикации «Рижское старообрядчество в свете исторического документа» («Меч духовный», №№ 10, 11), завершавшейся описанием событий начала 30-х гг. XIX века, когда либерального генерал-губернатора Ф.Паулуччи сменил в 1830 г. Барон М.Пален, более подходящий для реализации замыслов Николая I по «искоренению раскола».

В период правления Николая I (1825–1855 гг.) волна репрессий против старообрядцев прокатилась по всей Российской империи. Разорялись монастыри, молитвенные дома, крупнейшие поселения. Было уничтожено знаменитое Выго-Лексинское общежительство, сыгравшее выдающуюся роль в истории старообрядчества. Процесс разорения общин приводил к гибели ценнейших книг, рукописей, старинных икон.

В архивах сохранилось множество документов, освещающих репрессии против старообрядцев, захлестнувших и Латвию в период правления Николая I. На основе изучения этих документов публиковались материалы И.Заволоко, а с 70-х гг. ХХ века – работы А.Завариной и ряда других. Некоторые статьи, а также небольшие заметки под рубрикой «Памятные даты» систематически печатались в «Старообрядческом церковном календаре». В этой связи нужно отметить, что во многовековой истории старообрядчества в Латвии первая половина XIX века наиболее полно изучена исследователями и освещена в печати. Поэтому в объеме небольшой газетной статьи представляется возможным рассмотреть лишь некоторые аспекты политики государства по отношению к старообрядчеству того периода, используя по возможности малоизвестные архивные документы.

Призванные «искоренить раскол» репрессии государственного аппарата носили чрезвычайно интенсивный и разнообразный характер. Прежде всего, это законодательство, направленное на резкое ограничение гражданских прав старообрядцев. Всевозможные ограничительные законы сыпались как из рога изобилия, а некоторые из них неоднократно дублировались. Так, еще в период правления Александра I, в мае 1820 г. выходит закон, запрещающий старообрядцев-беспоповцев избирать на общественные должности. Этот закон был повторен в 1837 г. с добавлением запрета принимать на суде по гражданским делам свидетельства старообрядцев против православных, а через 2 года, в 1839 г., повторен в третий раз.

Но особенно сильно ущемляли права законы, запрещающие с 1846 г. допускать старообрядцев в городское гражданство, приобретать в наследство или в аренду недвижимость и землю (1847 г.), вступать в купеческие гильдии (1847 г.). В условиях экономического расцвета рижских старообрядцев, что было характерно для первой половины XIX в., эти законы в особенно трудные условия поставили зажиточных. Положение осложнялось тем, что еще с января 1834 г. старообрядцам было запрещено вести метрические книги. Прежде выписки из этих книг, которые делались на гербовой бумаге и скреплялись печатью, имели силу юридического документа. С изъятием метрических книг положение становилось двусмысленным. Так как властями признавался только церковный брак, дети старообрядцев попадали в категорию незаконнорожденных и не могли быть записаны на фамилию отца, т.е. закон не признавал в таком случае отцовства. Вследствие этого у купцов, которые должны были вести свои дела легально, возникала масса проблем, в первую очередь, имущественных и связанных с наследством. Так как дети купцов не унаследовали ни фамилию отца, ни его звания, они по закону не становились купцами и не получали привилегий, как например, освобождение от воинской службы. Попытки обойти законы преследовались. Так, в марте 1851 г. было возбуждено дело в суде о незаконной записи в купеческую гильдию 4-х семей старообрядцев.

Многие старались найти выход из положения путем приписки к другим городам, где легче было скрыть вероисповедную принадлежность, фиктивно венчались или иным путем обзаводились нужными справками. Но эти лазейки были ненадежными. По справке тот или иной числился православным, а переход в другое исповедание запрещался законом. Так, в 1835 г. было возбуждено дело против 84-х рижских старообрядцев «за вероотступничество и крещение рожденных от законного брака детей в расколе».

Не менее светских властей усердствовали в «искоренении» старообрядчества и власти духовные. Прежде всего, церковное руководство стремилось организационно укрепить православие, создать эффективный механизм воздействия на старообрядчество. Таким механизмом являлось, так называемое, единоверие – искусственно созданное образование. Согласно «Православной богословской энциклопедии», единоверие есть условное единение старообрядцев с православной церковью. В единоверческих приходах назначались православные священники, которые проводили богослужения по старопечатным книгам и сохраняли старые обряды. По замыслу православных иерархов, единоверие было ступенью на пути перехода старообрядцев в православие.

Следует отметить, что идеи получения священников из православия возникли еще в 80-х годах XVIII века в среде старообрядцев–поповцев Стародубья, которые обратились за помощью к видному государственному деятелю графу Румянцеву. По совету графа было направлено ходатайство в Синод. В дальнейшем идея была поддержана крупным государственным деятелем и полководцем Потемкиным, который увязал получение старообрядцами–поповцами священников с планами заселения Таврического края. Несколько позже ходатайства стали поступать от старообрядцев Казани, Нижнего Новгорода и, наконец, Москвы. Так называемые «пункты» москвичей были отредактированы влиятельным митрополитом Платоном в выгодном для православия виде и представлены на утверждение императору Павлу I, который в октябре 1800 г. начертал – «быть по сему».

В певрой четверти XIX века единоверие не получило широкого распространения. Многие православные иереи относились к единоверцам подозрительно, считая их «скрытными и закоренелыми раскольниками».

Старообрядцы, в свою очередь, видели в единоверии ловушку, устроенную для них православным духовенством. Надо полагать, что одни и другие посвоему были правы.

До 30-х годов XIX века единоверия в Латвии не было. Но не надеясь только на репрессивные меры против старообрядцев, Синод лишь в июле 1832 года прислал в Ригу опытного миссионера Г.Кунинского для учреждения единоверческой церкви. Последний, опираясь на помощь властей, в том числе и на полицмейстера Вакульского, развернул активную работу среди старообрядцев.

Но их сопротивление было настолько сильным, что, несмотря на уговоры и откровенные угрозы, миссия Г.Кунинского полностью провалилась, – он вынужден был под предлогом болезни подать в отставку и в марте 1833 года покинуть Ригу.

Для руководства Синода стало окончательно ясно, что без серьезного укрепления организационной структуры православной церкви, она не в состоянии противодействовать старообрядчеству. В результате, в 1836 г. в Риге была учреждена епископская кафедра во главе с викарным епископом, т.е. находящимся в подчинении у Псковского архиепископа. В 1850 г. епископская кафедра была преобразована в самостоятельную епархию.

Прибывший в Ригу первый православный епископ Иринарх начал энергично учреждать единоверие. Некоторые зажиточные старообрядцы увидели в единоверии возможность формально легализовать свое положение.

Уже в 1834 г. четыре семьи выразили желание перейти в единоверие, а попечители старообрядчества вынуждены были под нажимом властей передать для устройства единоверческой церкви, так называемую, «Пушковскую» моленную. Учреждение единоверия сопровождалось борьбой в старообрядческой среде. С одной стороны, зажиточные стремились узаконить свое положение и подчеркнуть лояльность властям. Для переоборудования моленной в единоверческую церковь они даже собрали 2000 рублей. Но с другой стороны, низы противились передаче моленной вплоть до применения силы, когда они «произвели мятеж, изломали лестницу и били стекла». И только вмешательство полиции и лично полицмейстера Вакульского позволило совершить передачу здания. Ко времени освящения церкви в июле 1837 г. в приходе уже состояло около 20 семейств. С этого времени некоторые купцы начинают покидать старообрядчество и переходить в единоверие.

Вслед за Ригой единоверческие приходы начинают открываться в Краславе (1839 г.), Двинске (1851 г.) и в других городах, а затем и в сельской местности. Процесс открытия единоверческих церквей часто происходил с применением силы, сопровождался насильственным закрытием старообрядческих моленных, конфискацией церковной утвари, икон, книг, причем застрельщиками этого являлись часто православные миссионеры.

Например, в ноябре 1849 г. православный священник из Якобштадта сообщает архиепископу Рижскому Платону о том, что в городе и фольварках, находящихся на городской земле, проживают 315 старообрядцев, которые не желают обращаться в единоверие, ссылаясь «на раскольников рижских и динабургских».

Основываясь на этом сообщении, архиепископ Платон обращается к генерал-губернатору А.Суворову с просьбой «употребить со своей стороны какие-либо побуждения для обращения раскольников в недра православной церкви». «Побуждения» были употреблены. Генерал-губернатор А.Суворов прислал войска, которые разрушили моленную. Подобные случаи не являлись единичными. Старообрядческие моленные закрывались повсеместно. Например, в материалах Витебского губернского правления, а Латгалия входила в состав Витебской губернии, хранится множество дел, свидетельствующих о преследовании старообрядцев и закрытии моленных. Как правило, моленные устраивались в частных домах, и для их закрытия использовался любой повод, чаще всего «совращение в раскол», проживание без вида на жительство. Так, в феврале 1854 г. городничий Динабурга рапортовал о том, что в городе проживает без документов 52 «иногородних раскольников» и приводил пофамильный список.

В 1862 г. по рапорту городничего было возбуждено дело против Михея Хохлова, который устроил еще в 1859 г. моленную и «совращал людей»! По такому же поводу в Динабурге возбуждено дело против И.Стулова, в результате были изъяты иконы, книги, церковная утварь, а моленная закрыта.

В сороковых годах XIX в. в губерниях, где проживали старообрядцы, стали создаваться по указу Николая II «Секретные совещательные комитеты», которые координировали и направляли всю противостарообрядческую деятельность различных государственных учреждений. Во главе этих комитетов стояли губернаторы, а в состав входил узкий круг самых высших чиновников, в том числе и полицмейстер (глава полиции). Почему же эти комитеты были «секретными»?

Дело в том, что, опасаясь возмущения народа, различные репрессивные меры преподносились не как политика правительства, а как инициатива местных властей.

В официальных циркулярах неоднократно подчеркивалось, что при осуществлении тех или иных репрессий, инициатором которых был лично Николай II, имя императора не должно было упоминаться, – люди должны считать, что сам император тут не замешан, что все эти действия исходят от местных властей. Например, так было при изъятии у рижских старообрядцев «Правил Паулуччи».

«Секретный совещательный комитет по делам старообрядцев» был учрежден в Риге в октябре 1847 г. Затем из Министерства внутренних дел была получена инструкция, в которой в §1 сказано: «Секретный совещательный комитет утверждается в Риге для всех Остзейских губерний», т.е. этот комитет учреждался при генерал-губернаторе, в подчинении которого находились три губернии: Эстляндская, Лифляндская и Курляндская и, соответственно, три губернатора.

Но уже в период создания «секретный» комитет оказался рассекреченным. Когда Курляндский губернатор получил «секретное» сообщение о создании комитета от генерал-губернатора, то явно переусердствовал и по «секрету» разослал соответствующие сообщения всем «градским и земским полицейским учреждениям». Узнав об этом генерал-губернатор А.Суворов шлет Курляндскому губернатору очередное «секретное» сообщение, в котором предписывает «истребовать обратно и уничтожить прежние извещения о создании «секретного» комитета, так как это весьма «секретно» и о нем «местной полиции знать не следует». Но хотя все эти «секреты» оказались фикцией, старообрядцам от этого легче не стало.

К концу 50-х годов в Латвии практически не осталось легальных моленных. Там, где старообрядческие приходы были малочисленны, их закрытие не представляло больших проблем для властей. Сложнее дело обстояло с мощной рижской общиной, которая, пользуясь авторитетом в старообрядческой среде далеко за пределами Латвии, была как бельмо на глазу у властей светских и духовных. Без достаточно весомой причины закрыть ее было невозможно. Однако, упомянутый архиепископ Платон усмотрел какие-то нарушения в молитве за царя и вновь обратился у генерал-губернатору А.Суворову, в результате чего была сделана попытка закрыть храм. Писатель Н.С.Лесков по словам очевидцев подробно описывает это событие. Когда в апреле 1859 г. для опечатывания храма явился сам полицмейстер в сопровождении полицейских, стала собираться большая толпа. Недалеко работали сплавщики леса, которые прибежали с баграми и топорами.

Территория храма и других строений была окружена высокой стеной, за которой собралось множество решительно настроенных людей! Полиция вынуждена была отступить, но были вызваны войска. Прибыл и сам генерал-губернатор. К этому времени обстановка еще больше накалилась, люди вооружались камнями, раздавались угрозы в адрес генерал-губернатора. Было ясно, что без крупного кровопролития дело не обойдется. Пойти на это генерал-губернатор не решился. Покричав на собравшихся он ускакал, войска отступили. И хотя на старообрядцев посыпались наказания, храм они отстояли. Вскоре А.Суворов ушел в отставку (1861 г.) и покинул Ригу. Старообрядцы вздохнули с облегчением.