По следам Аввакума и Никона, или к истории раскола, век XVII...


Вспоминается начало 1980-х годов, старый деревянный дом на улице Межотнес в Задвинье, встречи с Иваном Никифоровичем Заволоко... Рассказы о житье-бытье русских людей в довоенной Латвии, о его учебе в Праге, где чешское правительство в 20-е годы честно «отмывало» вывезенную из Сибири захваченную белочехами часть российского золотого запаса – обучало на эти деньги русских студентов, в том числе из Латвии, Балтии.

Нередко речь заходила и о протопопе Аввакуме, о начале раскола. Помню, И.Н.Заволоко показывал мне в книге путь, которым следовал в ссылку опальный протопоп.
Сегодня мало кто знает о событиях 350-летней давности, кто такие были Никон и Аввакум и что случилось при них на Руси.

А судьба распорядилась так, что между селами, где родились оба церковных деятеля, всего лишь 15 километров, то есть часа три пешего хода. Аввакум родился в Григорове, а Никон – в Вельдеманове Нижегородской области. Местность между реками Палец и Пьяна холмистая и малолесная, а земля черная и плодоносная. В отдалении от больших городов местные жители испокон веку хлеб насущный добывают здесь крестьянским трудом. «От сохи» произошли и будущие непримиримые противники с небольшой разницей в том, что родители Никона (в миру Никиты) были натуральными крестьянами, а отец Аввакума Петр Кондратьев служил в Григорове священником. Впоследствии протопоп, отчасти опираясь на воспоминания детских лет, в полемическом запале уничижительно отзывался о своем оппоненте: «Я Никона знаю, недалеко от моей родины родился, отец у него черемисин, а мать русалка, Минька да Манька, а он, Никитка, колдун учинился, да баб блудить научился...» Ничего не скажешь, весомый, как говорят сегодня, политический компромат на соперника.

Любопытно, что имя Никон переводится на русский язык как «побеждающий». Аввакум же – «отец восстания». Имена словно бы определили судьбы обоих лидеров: зачинщика и участника церковного раскола на Руси. Оба отличались запоминающейся внешностью. Никон имел некрасивые черты лица, был высокого роста, богатырского сложения, его саккос (одеяние для богослужения) весил четыре пуда, омофор – полтора пуда. Однако после него остались только исправленные по греческому образцу книги и обряды, а слово «никонианин», обозначавшее в XVII–XVIII вв. его сторонников, звучало как хула и обличение...

Облик же Аввакума был еще более выразительным. Богатырский стан, миловидное лицо, горящий, подчас пронзительный, всевидящий взор внушали почтение даже царице Марии, когда протопоп на недолгое время получил доступ в царский дворец.

И в то же время оба соперника окончили жизнь в заточении. Хотя и с большой разницей: Аввакума с его сподвижниками заживо сожгли в далеком Пустозерском остроге, а Никона на склоне дней простили. Впрочем, он тоже так и не увидел свободы: умер в дороге. Не одинаковы были и условия заточения. В одном из писем «кротчайшему» и «тишайшему» царю Алексею Михайловичу Никон благодарит за посылку ему в северный Ферапонтов монастырь (куда он был сослан) пяти белуг, десяти осетров, двух севрюг, лососей, коврижек, но вместе с тем не очень скромно сообщает: «...я было ожидал к себе вашей государской милости и овощей, винограду в патоке, яблочек, слив, вишенок... пришлите, Господа ради, убогому старцу...» Даже в письме мирянина подобная просьба о лакомствах, «желудошных утехах» выглядела бы весьма сомнительно, и тем более чуждым аскетизма и воздержания выглядит церковный, хотя бы и опальный лидер.

Что и говорить о скудном пропитании Аввакума, его жены Настасьи Марковны и их большого семейства (9 детей, мал мала меньше!). Как сам он свидетельствует в своем «Житии», подчас слезою умывался, не ел по нескольку дней. Бывали и совсем скверные времена, например, в сибирской ссылке, когда воевода давал на всю зиму протопоповой семье четыре мешка ржи – и эту еду они старались «растянуть», добавляя в кашицу, в хлебово корешки, траву, сосновую кору и даже кости обглоданных волками животных, дабы «повкуснее было».

...Сегодня на родине протопопа, в Григорове, установлен великолепный бронзовый памятник (работа скульптора Клыкова), на котором Аввакум предстает с вознесенным вверх двуперстием, а левой как бы опирается на длинный свиток. Вся фигура духовного лидера старообрядцев, в длинной рясе, словно выражает утверждение истинной старой веры и является протестом против злокозненных новшеств, вводившихся Никоном. На открытие памятника приезжали старообрядцы, и местное население дивилось их появлению, колоритному и солидному виду. А сегодня все вокруг репьем заросло, лишь местная григоровская энтузиастка в местной библиотеке создала музейчик, посвященный знаменитому соотечественнику.

А местная библиотекарь говорит детям: «Аввакум в мечной мерзлоте, в яме, десять лет сидел, ему туда еду на веревочке спускали, а он... творил! Книги писал! А вы за столом, в тепле, биологию учить не хотите...» В Вельдеманове едва ли не на пустыре, возле оврага (на улице Красногорка) можно отыскать большой валун с надписью белой краской: «Здесь родился патриарх вся Руси Никон. 1605–1681». Старики, впрочем, поговаривали, что якобы «эта земля должна провалиться». Про Никона в селе говорят мало, а старушка, подарившая школьному музею старообрядческую книгу, вообще заметила, что он был антихрист. По мнению некоторых вельдемановцев, их «Бог наказал»: если в засушливое лето кругом идут дожди, на их село не упадет ни капли.

Средневековые люди были гораздо более суеверны, боялись всяческих примет, «знаков». Наступление 1666 года, включающего в себя «число сатаны», воспринимали как конец света. И Аввакум предрекал Руси мор, глад, меч и разделение. Уже в 1665 году подобные трагические настроения так охватили умы тогдашних россиян, что даже распространилась эпидемия «гарей», то есть массового самосожжения. По документам, только на родине Аввакума в овинах сгорели около 2000 крестьян с женами и детьми...

Конца света так и не дождались, но 13 мая 1666 года Аввакума лишили сана и отлучили от церкви, что вызвало сильное возмущение среди верующих, особенно в Москве. А 12 декабря того же рокового года за оскорбление царя, смуту и самовольный уход с престола Никон был лишен сана и сослан в Ферапонтов монастырь. Зимой 1676 года, почти день в день с падением последнего оплота старообрядчества – Соловецкого монастыря – внезапная кончина постигла царя Алексея Михайловича, по мнению многих, третьего и, видимо, главного действующего лица в истории раскола... И Никон, и Аввакум в то время еще пребывали в заточении.

Про раскол написано много книг. Очень интересны книги А.Мельникова-Печерского, знатока поволжских скитов (увлекательно рассказывали о нем в литературном музее в Нижнем Новгороде, где в 90-е гг. мне довелось участвовать в Горьковских чтениях). Ученики же Вельдемановской школы усматривают шесть принципов в различии старой и новой веры: 1) Никон ввел взамен двоеперстия троеперстие, 2) ввел тройное «аллилуйя» вместо двойного, 3) стал писать «Исус» с двумя «и», 4) раньше службы проводили на семи просфорах, теперь – на пяти, 5) если раньше церковь обходили по солнцу, то теперь – против, 6) Никон опустил слово «истинного» из «Символа веры».

...А мне вспоминается тихая, тишайшая улочка рижского Задвинья, где после ссылки жил мудрый, много повидавший и переживший книжник – знаток фольклора и русской национальной вышивки, бывший член гимнастического общества «Русский Сокол» (сокольское движение в 1920–30-е гг. охватывало в славянских странах и Балтии десятки тысяч молодых людей), создатель Кружка ревнителей старины и издателя журнала «Родная старина», общественный деятель, латвийский старожил и просто замечательный, душевный русский человек – Иван Никифорович Заволоко. Не случайно одна журналистка назвала статью о нем «Самый современный собеседник».

И опальный протопоп Аввакум, и Никон, и царь Алексей, и вся история старообрядчества, в том числе в Латвии, Прибалтике, навсегда остаются с нами, ибо, как сказал Пушкин, нет славян без любви к отеческим могилам... Наша духовная сила – и в исторической памяти русского народа. Старообрядцы Латвии всегда были и остаются носителями не только православной веры, но и национальной исторической памяти.


Сергей Журавлев член Союза писателей Латвии, председатель Русского культурного центра - Русского клуба «Улей»

Меч Духовный, №6.