21 апреля 1863 г. Николай Семенович Лесков, к этому времени уже достаточно известный писатель и публицист, обратился с письмом к министру просвещения А.В.Головнину:

«В течение предстоящего лета и осени я нахожу для себя возможным познакомиться с состоянием учебного вопроса в среде рас¬кольников, живущих в северо-восточной полосе империи.

Я предполагал бы выехать из Петербурга в первых числах мая и возвратиться в октябре 63-го года.

В течение этого времени намерен быть в Твери, Мышкине, Угличе, Романове, Ярославле, Пошехонье, Костроме, Судиславе, Буе, Казани, Сарапуле, Ачинских скитах, Перми, Кунгуре, на Демидовских и Тагильских заводах и в Тюмени.

Тюмень будет самым дальним пунктом моей поездки.

На обратном пути я буду в Златоусте, на Иргизе, в Вольске, Балашове, Саратове, Хвалынске, Самаре, Сызрани, Симбирске, Алатыре, Палте, Моршанске, на Мещере, в Зарайске, Коломне и, наконец, через Москву возвращусь в Петербург.

Таким образом я буду в состоянии ознакомиться с целою восточною полосою раскола трех наиболее распространенных толков (поповщина, Федосеевщина, беспоповщинская, молоканство) и надеюсь дать определительные ответы по вопросам, интересующим г.министра народного просвещения».

Эта поездка не состоялась из-за недостатка средств у министерства. Тогда Лесков вторично обратился к министру просвещения 3 июля 1863 г. Он писал, что им были предприняты шаги по сближению с раскольниками, что им получены рекомендательные письма и о той радости, с которой раскольники восприняли идею создания школ для их детей. В этом письме было высказано предложение познакомиться с постановкой начального школьного обучения в рижской общине староверцев. Это письмо, как и другие материалы, связанные с поездкой в Ригу, еще ждут своей публикации.

Но на сегодняшний день отчет о поездке в Рижскую Гребенщиковскую общину и серия публицистических статей, прямо или косвенно связанных с этой поездкой, доступны в связи с публикацией Полного собрания сочинений Н.С.Лескова в 30-ти томах.

Что мы можем прочесть в первых шести томах этого Собрания сочинений? Заметку «Раскольничьи школы», опубликованную впервые в журнале «Библиотека для чтения» (1863, №5). Затем последовали: «О раскольниках г. Риги, преимущественно в отношении к школам», своего рода отчет о командировке, впервые напечатанный министерством народного просвещения для служебного пользования в количестве 60 экз. (СПб., 1863); «С людьми древлего благочестия» («Библиотека для чтения». 1863, № 11. В конце года очерк вышел отдельным изданием; «Два мнения по вопросу о браках» («Библиотека для чтения». 1863, № 11); заметка «Старообрядцы как соревнователи просвещения» (газета «Северная пчела», 1863, 19 сент.) и обращение «Рижским беспоповцам» («Северная пчела», 1863, 29 дек.).

На этом тема раскола и положения русских школ в староверческой среде г. Риги не была закрыта. В 1869 г. в газете «Биржевые ведомости», был напечатан цикл из 4-х статей «Искание школ старообрядцами», построенный на материале, собранном во время поездки в Псков и Ригу. К тому же в этой же газете анонимно печатались статьи о расколе, помещенные в ее верхних столбцах под рубрикой: Санкт- Петербург, такого-то числа (не менее шести статей). Принадлежность этих статей Лескову сейчас не вызывает сомнения.

С 1863 по 1869 год, в либеральное царствование Александра II, в изобилии печаталась литература о расколе и сектантстве. Знакомство с нею утвердило писателя в мысли, что причина расхождения господствующей синодальной церкви и староверов состоит в малограмотности и невежестве последних.

Но справедливости ради следует сказать, что объективный смысл публицистики Лескова говорит скорее об исключительной тяге староверов как к духовному просвещению (это в первую очередь!), так и к светскому образованию. 11 апреля 1869 г. в передовой статье «Биржевых ведомостей» он писал: «Во многих полосах России раскольники едва ли не поголовно умеют читать, чего о православных, живущих с ними по соседству, и помыслить нельзя». Более того, ссылаясь на каталог писателей «староверческой церкви» Павла Любопытного, где было указано 934 сочинения, относящиеся к периоду с начала XVIII столетия по 1829 год, он заметил: «Это была золотая для раскола эпоха литературной деятельности Денисовых, Петрова, Холина, Ив. Алексеева, Скачкова, Заяцевского, Павла Любопытного; в это время вышли в свет «Поморские» и «Диаконовы ответы», «Меч духовный», «Щит веры», ответы Монина, ответы Пошехонова и многие другие сочинения, служащие и до сих пор опорами раскола и более или менее известные старообрядцам».

И вывод, сформулированный Лесковым, звучит как похвальный лист, выданный староверию: «Мы убаюкивали себя, что раскольники невежды, а их литература оказалась между тем богаче нашей; мы укрывались за правительством, надеялись на его силу, а эта сила привела нас к тому, что раскольники скрывались и бегали, притворялись православными и втайне пропагандировали раскол, когда им приходилось тяжело». И далее: «В развитии-то мы никогда не уступали раскольникам, которые и страдают собственно отсутствием развития. Но по части эрудиции были слабее их.».

А как бороться с эрудицией? Лесков, не скрывая своего раздражения, приводит образцы стратегии и тактики подобного рода «борьбы»: «Ведь писал же один миссионер XVII столетия, что под тесноту штрафов и наказаний убеждать гораздо удобнее и что под этим только условием и можно ожидать плодов от словесных вразумлений».

Вынужденное, вызванное мерами правительства «невежество староверов» поощрялось, по мнению Лескова, невежеством никонианских священников, которые не считали необходимым даже в поверхностном приближении знакомиться со староверческой литературой. А закрывая школы приверженцев древлего благочестия, лишало последних, как казалось, доступа к духовному просвещению.

«Рижская раскольничья община, - писал Лесков, - недаром пользуется своею славою: она, без всякого сомнения, в настоящее время одна из самых цветущих и самых благоустроенных раскольничьих общин в России». Об обстоятельствах, вызвавших глубокий интерес к жизни Рижской Гребенщиковской общины, сам Лесков рассказал в 1869 г. в статье третьей из цикла «Искание школ старообрядцами»: «Я приехал в Ригу по школьному делу в дни наибольшего сетования рижской общины на последний отказ в разрешении учредить школу на деньги, пожертвованные купцами: Григорием Семеновичем Ломоносовым и Захаром Лазаревичем Беляевым. Явясь к генерал-губернатору барону Ливену <...> я немедленно же получил доступ к занятиям в архивах генерал-губернаторского управления».

Архивные материалы Лесков будет неоднократно и обильно цитировать в своих очерках. Особенно важными представляются донесения гр. Сологуба и Шмидта, объективно и сочувственно излагавших проблему школьного дела в Гребенщиковской общине. Закрытие школы в 1832 г. привело к решительному понижению нравственности русской староверческой молодежи. Правительство требовало, чтобы староверы отдавали своих детей в школы, где царил дух и буква господствующей церкви, на что староверы согласиться не могли. А дети, брошенные на произвол судьбы, начинали заниматься и воровством, и проституцией, и бродяжничеством. Писатель, со ссылкой на гр. Сологуба, приводит красноречивые примеры трагических последствий насильственного приведения к «православию».

Но не менее впечатляют и собственные наблюдения Лескова, имеющего возможность изучать общественное мнение: «.с кем я ни говорил, все были единогласно того мнения, что раскольникам отдельные школы необходимы и что их давно пора разрешить. Неслужащие немцы-обыватели и те всегда старались выражать сожаление, что раскольничьи дети без школ гибнут, и гибнут самым трогательным образом. При этом я не раз видел в глазах рассказчика-немца слезы, а один старик, у которого я покупал сигары, раз, говоря со мной о раскольничьей доле, пришел даже в такое состояние, что, почувствовав на своих светлых голубых глазах тяжелые слезы, во гневе ударил по прилавку кулаком и воскликнул: «Боже мой! За что всех их так обижают? Я не мог бы съесть этой обиды, если бы меня так обидели».

Правды ради следует сказать, что сочувствие немецких властей к староверам Риги не было совсем бескорыстным. Староверы не имели никаких гражданских прав, но в немецкие школы допускались. И от них не требовали обязательного посещения уроков Закона Божия и изучения православного катехизиса. Но в среде образованных староверов явно наблюдалось онемечивание. «Таким образом, - писал Лесков, - пока одна беднейшая половина раскола, не имея своих школ, все глубже и глубже погружается в мрак невежества, другая часть людей зажиточных, воспитанных в немецких школах, начинает стыдиться своего русского происхождения».

Несмотря на то, что официально староверческие школы были запрещены, они существовали секретно. Секретная, потайная школа, о которой рассказал Лесков, была предназначена прежде всего для детей обездоленных: «Найдет Ломоносов или Беляев скитающегося сироту, погладит ребенка по головке и отошлет в школу, приговаривая: «Ходи, да учись помаленьку, - вырастешь, умнее будешь».

Одна из таких школ находилась в Московском предместье Риги, на Песках, возле так называемого «Старого Андрея», в небольшом домике Аллилуева (№ 43). Даже при полном расположении к автору очерков жертвователи школы Ломоносов и Беляев не сразу позволили ему ознакомиться с нею.

Все, что сообщает Лесков об этой школе, чрезвычайно интересно: «Она помещается в трех светлых и довольно чистых комнатах <... > В одной, самой большой из этих трех комнат живет учитель, Маркиан Емельянов, по уличному прозванию Марочка; с ним живет здесь его жена; во второй комнате учатся мальчики, в третьей девочки. В 1863 году в школе училось 22 мальчика и 11 девочек».

Чему учили в школе? Учили читать «по церковнославянским букварям, старому псалтирю и часовнику». Мальчиков Маркиан Емельянов (Марочка) учил еще пению, в том числе и демественному пению по крюкам при наличии хорошего голоса. Гражданской печати не учили: «Этому они и сами захотят, так с летами научатся». Священную историю также не изучали, хотя Марочка и соглашался, что «полезно было бы читать и объяснять Священную историю. Но, как замечает Лесков выше, «более того, о чем я рассказал, Марочка ничему не выучивает, и ничему выучить не может, потому что и сам ничего не знает». К тому же, «в самом преподавании секретного учителя Марочки нет никакой системы». И, думаю, в этом нет никакого писательского преувеличения или желания навести тень на плетень, так как далеко не о такой школе мечтали в Рижской Гребенщиковской общине, добиваясь ее открытия.

Образцом такой школы могла бы стать школа г. Гуткова, бывшего некогда лектором латышского языка при рижской православной семинарии, имеющего диплом домашнего учителя. Лесков замечает: «Г. Гутков сам не старообрядец, но старообрядцы рижские считают его человеком достойным всего их доверия». При очередной просьбе на открытие староверческой школы Гутков готов был уже дать согласие, чтобы ее возглавить, но «искание старообрядцами школ опять разрешилось отказом».

А программа, составленная Гутковым и проводимая им в единоверческом училище, была вполне в духе времени и профессиональна. Среди дисциплин, предлагаемых им к изучению, были: 1) Закон Божий; 2) русский язык; 3) арифметика; 4) немецкий язык; 5) рисование планов, ландшафтов и моделей; 6) церковное пение и славянское чтение; 7) обозрение географии и всеобщей истории. Именно такое училище предполагали иметь Ломоносов и Беляев при Гребенщиковском храме, ходатайствуя о нем перед правительством.

В очерках Лескова много теплых слов сказано об искателях новой староверческой школы, которую они поддерживали материально. В купцах Григории Семеновиче Ломоносове, Захаре Лазаревиче Беляеве и Никоне Прокофьевиче Волкове, с которого, собственно, и началось знакомство писателя с рижскими староверами, отмечались и образованность, и деловая пред¬приимчивость, и способность к состраданию, душевная отзывчивость.

Борьба за новую староверческую школу шла не только между староверами и правительством. Не менее жесткой и бескомпромиссной была борьба и внутри общины. Лесков не без огорчения отмечает, что в искании школы образовалось две партии: аристократическая, «обеленная», которая стояла за школы нового типа, и «черная», демократическая, которая «поклонялась и раболепствовала покойному попечителю общины Петру Андреевичу Пименову» и которая «всегда могла загалдеть и перекричать».

Лесков писал: «Дух распри воцарился в общине; партии бились неравными оружиями: на стороне обеленных были разум и правда, а на противной стороне голосистый богатырь мир, а по мирской пословице, «мир зинет, и правда сгинет».

Подобного рода конфликты в связи с устройством староверческих школ были на руку только правительству, Синоду да «партии равнодушных и полуонемечившихся».

У демократической партии были свои правила и приемы в борьбе с «аристократами»: «внушалось исподтишка общине, что Ломоносов и Беляев хотят под видом школ вводить новшества и желают предать общину никонианам, что все они люди ненадежные, водят знакомство и делят хлеб-соль с нововерами; что Ломоносов учит своего сына в пансионе еретика немца Бухгольца, что Беляев давно «осатанел», держит для детей немку гувернантку и сам, ссылаясь на свое нездоровье, неверно блюдет среды и пятки и прочие постные дни; что Никон Волков француз и в доме у него говорят по-французски, а эконом Иона Тузов «втайне сосет чертовы пальцы», то есть будто бы почтен¬ный эконом курит сигары.» и т.п.

Но в целом сознание необходимости возрождения школы нового типа постепенно овладевало и «черной» массой староверов. «Невежественному рычанию старообрядческой толпы против улучшенных школ» противостояла образованная и успешная в делах часть общины. Лесков на стороне последней, которая была удостоена наивысшей аттестации: «... раскольники крепки и, взявшись за что бы то ни было, идут, по апостолу, поучавшему: «тем же убо, братие, стойте и держите.» Ни правительственные отказы, ни домашняя интрига, ни обида, что темная толпа за добро, которое для нее строят, упорно злобствует и клевещет, - ничто это не заставило рижских радельцев о школах отказаться от благого дела обучать молодежь общины полезным наукам».

Цикл очерков «Искание школ старообрядцами» заканчивается рассказом об Абраме Нефедьевиче Лаврентьеве, которого рижские купцы-староверы отправили в столицу вместе с писателем. Лесков писал: «Этот человек средних лет, весьма немало начитанный, искусный в письме и даже в рисовании, знаток в пении и даже немножко стихотворец, должен был при моем содействии добиться в Петербурге, чтобы его допустили к экзамену на звание домашнего или приходского учителя; но увы!.. все наши хлопоты и ходатайства ни к чему не повели: Абраму Лаврентьеву, куда он ни обращался, везде было отказано в допущении его к экзамену с его раскольничьею метрикою».
Но в 1873 г. школа при Гребенщиковском храме все же была открыта. И нужно заметить, не без активного заступничества Лескова.